Выставка "Искусство Ежи Новосельский: женщина, пляж, орудие пытки, дорога...." представляет 20 шелкографий художника 1990-х годов и организована Польским институтом в Риме. Куратор выставки Мария Анна Потоцка пишет:
Jerzy Nowosielski - ковчег союза между православной и католической культурой. Он переработал правила обеих религий в свою пользу. Он взял от каждой из них то, что было возвышенным и мистическим. Он не боялся греха. Он был сексуальным мечтателем. Женщина, в различных ее воплощениях, - главная героиня его творчества. Она предстает то как святая или богиня, то как командир корабля или гимнастка, в самых крайних вариантах - как предательница или жертва. Новосельский любил женщин и мучил их, потому что они вызывали в нем мистический экстаз и физическое желание. Женщина в его искусстве - это экзистенциальный медиум. За этим художественным очарованием скрывается духовная страсть, проистекающая из его восхищения женской красотой и совершенством.
Для тех, кто стремится заниматься устаревшим искусством письма, наступают определенные моменты, когда писательство становится потребностью, а не просто развлечением, по крайней мере, если понимать его как времяпрепровождение.
Один из таких моментов сейчас течет по моим венам, как это бывает, когда я приближаюсь к современному искусству, прежде всего, я чувствую всплеск слюны, пронзающей клеточные мембраны, беспрепятственно бегущей от миндалины к запястным костям запястья, а затем вниз к фалангам указательного и большого пальцев. Это заставляет меня заливать печатную бумагу, на которой лежит моя ручка, как можно догадаться из только что написанного бесполезного вступления.
Однако, войдя в холл Польского института в Риме, где были выставлены работы, шелкографии 1990-х годов, я сразу понял, что нахожусь рядом с художником, которому суждено вскоре стать классиком современного искусства, даже если его известность пока не очень широка, он известен в основном у себя на родине или среди любителей истории искусства. Jerzy Nowosielski, родившийся в 1923 году под созвездием Козерога, вел распутную жизнь, несмотря на то, что несколько раз был профессором академии, сначала по декорированию тканей, а затем по живописи. Жизнь художника была поражена алкоголизмом; Ежи жил напряженно вплоть до своей недавней смерти в 2011 году. По свидетельству критика Марии Анны Потоцкой, его нередко можно было встретить в барах, обменивающим картину на бутылку водки.
Что касается искусствоведческого анализа его работ и причин его появления в истории современного искусства, то стиль Ежи Новосельского относительно молод. Мы не можем отнести его к преобладающему в современном искусстве стилю абстрактной живописи, но и не можем отнести его к классическому фигуратизму. Его творчество представляет собой синтез двух концепций и интерпретаций реальности. Новосельский движется между этими двумя способами изображения, и его дистилляция - это резюме, которое обыватель мог бы сделать из дуализма священного и профанного, но который, как не удивительно, маскирует свою душу, находя убежище в иконичности греческой и православной религии.
Его путь пролегает через визуальность, предающую экспрессионизм, к которому, как нам кажется на первый взгляд, мы приближаемся, чтобы перейти к живописному сюрреализму религиозной иконичности, православного вдохновения, но католической культуры, и который в конце концов склоняется к Ротко, но без полного насыщения эстетического видения. Его абстракция останавливается перед мистикой его сексуальных снов, в акте личного и критического обличения, который он проводит в своих картинах, очевидна потребность сделать себя понятным. По этой причине его живопись аутентична и искренна, потому что можно разглядеть личную потребность в выразительности, которая находит концепцию в его музе, la femme, мотиве и самоотречении. Женщина для него - это выход для его компульсий, и у него есть уникальное художественное видение ее, параллельное и противоположное живописному видению Модильяни, чьи сфинксоподобные фигуры на безглазых картинах, тем не менее, имеют душу. Новосельский словно живет воплощением спасения и мученичества Христа на холсте, изливая все свое восхищение и ревность в облик и сострадание своей страсти, которую он переживает как медленную и мучительную агонию.
Ее фигуры - это силуэты, силуэты без глаз, рта и ушей, каналы связи с внешним миром par excellence. Эротико-мистическое измерение подчеркивает, через классическую экспозицию, женственность в искусстве своим уникальным способом; есть прекрасная фраза Сьюзен Сонтанг, американской эссеистки и писательницы, которая в посмертно опубликованном интервью Beyond Literature пишет простое, но блестящее предложение:
"То, что наиболее красиво и чувственно во многих мужественных мужчинах, - это нечто женственное; то, что наиболее красиво в женщинах с женственностью, - это нечто мужественное".
Грудь, бедра и каблуки подчеркнуты, как бы приближая женщину к Богу в той власти, которую она имеет над мужчиной, но показывая лишь ее эротическую, а не личную сторону. Художник не рисует больше ничего узнаваемого, как будто не хочет признавать присутствующую субъективность. Фигура женщины, таким образом, становится враждебным присутствием-отсутствием, которое возбуждает его, но не приветствует. Это не так обычно в истории современного искусства. По-прежнему ставя их в центр религиозного и духовного видения, изображенные женщины неясны и фокомеличны, словно порталы в таинственную загробную жизнь сознания, виатикумы, которым художник вверяет все надежды и недостатки, которыми его наделила жизнь, но которые не обещают спасения для мужского индивида, кроме как в измерении их инстинкта. Икона польского искусства, Ежи Новосельский, передает послание средствами, которые он использует, его цветовые поля плоские, без глубины, перспективы или нюансов, почти как бы указывая на бедность и простоту, в которой стоят его работы, и послание обличения, которое он доверяет им, но также чтобы напомнить о классицизме оригинальных религиозных икон, как они всегда изображались.
Международная известность Ежи Новосельского будет основана на фигуративном абстарте, выразителем которого он является, и подарит художественное бессмертие польской культуре и ее вкладу в искусство XX века.
Pier Paolo Piscopo
コメント